Мне принципиально вкатили четверку, даже не взглянув на список работ (которые я повешу сюда чуть попозжа, потому что готовые эссе всегда могут кому-то пригодиться, да и я склонен к самолюбованию, чего уж), хотя я старательно звездел о причинах безработицы (вспомнил инфляцию, технический прогресс, фрикционную, сезонную, состояние войны, внешний долг и прочее, а мой канадский акцент был незабываем ) и плюсах и минусах работы в корпорации и владением собственным делом.
Настроение ушло сквозь кору и мантию через ядро в Австралию, минуя плинтуса, посему возвращался я под крапающий дождь, в безветрии, и курил. И понял, что не хочу возвращаться домой. Зашел в корпус, снял деньги на ужин, сел на лавочку, задрал нос в небо и курил, чувствуя, как тяжелеющие с каждой минутой капли отбивают на нем тюремное танго Головная боль после суток на ногах отходила волнами, и я поплелся в аптеку за таблетками, попутно схватив что-то, что привиделось мне аскорбинками, а оказалось шипящей Преисподней, которую белые люди растворяют в воде и пьют как биодобавку с витамином С, а не жрут, не читая, потом пища, что расконтрабасило щеки в хлам.
Я шел под дождем, хмуро качая пакетом с мороженым, когда незнакомый препод бодро спросил:
-Что такая грустная? Шестерку поставили?
Я ступила на пару секунд, вспомнив об альтернативных системах оценивания, но потом поняла, что это была шутка.
-Нет, - ответила я, лишний раз отметив, как здорово в этом году у меня получается говорить с незнакомцами, не чувствуя склизкого комка страха в горле, - Нас прокатил наш преподаватель, попросив явиться в шесть и так и не появившись (что было правдой, но я фокусировался на экзамене).
-Трагедь! - рассмеялась она. Я тоже попытался улыбнуться и прошествовал мимо.
Прошелся по лужам, топя кеды (сейчас мокнут в стирке, на большом пальце огромная мозоль. пахнущая бельем, которое маринуется в порошке уже вторые сутки). Радостно похлюпал ими по мокрой каменной брусчатке и закурил, опираясь на мокрый выступ крыльца не менее мокрой и несчастной задницей.
Не жалел об отсутствии наушников, которые отказались работать неделю назад, нахмыкивая что-то, что особенно приятно слушать в дождь.
Являл собой образец безысходности, которому бы позавидовал Десятый под дождем: люди выходили из общаги, ойкали, глядя на меня. и поспешно раскрывали зонты или нерешительно возвращались в тепло.
Я представлял, как докурю, посмотрю, как пепел расплывается в луже, и пойду домой. Прошлепаю босыми и мокрыми ногами по полу. оставляя лужицы с песком, включу чайник, завернусь в полотенце и буду глоточками потягивать "Мидфорд" с чабрецом. А еще я могу заказать пиццу, посмотреть "Мемуары гейши", приготовить оладушек на кислом молоке, лечь спать и встать, когда захочу.
И от одной этой мысли стоять под теплым дождем, без ветра, в пасмурную погоду, цедя сигарету, которую накрываешь ладонью как козырьком, смотришь на желтые табачные жилки из-за дождевых капель на ней - стало так уютно и правильно, что больше ничего и не хотелось.
Сейчас тоже пасмурно с прояснениями, прохладно, но без дождя, хоть и обещают.
Соседка съехала, в комнате пахнет стираными вещами и мокрым полотенцем. Собираюсь проехаться до центра, взять пудру на лето (все же лицом я уже не пьян и бледен, как манжет бармена), новые наушники. Перекусить.
Завтра самый зажопинский экзамен сессии, потом еще один, потом пересдачи.
А в нашем кабаке волынки и гармоники ненадолго сменил сямисэн, под который тоже неплохо точить ножи: