Клубок мышц, костей и сухожилий медленно и бесшумно разворачивался, подминая под себя колючие пряные травы. Вдох. Травы отдавали дешевым табаком и льнули к липкой, еще влажной коже. Тихо хрупнул сустав, и жилистая птичья лапка царапнула сизый дым. Костер дрогнул и робко лизнул уже застывшую, немного слоящуюся кожицу. На соленых углях трепыхнулось большое бледное сердце.
Два качающихся шага ближе к зачарованному сердцу. Топ. Топ. Из серых вод взметнулся рыбий хвост. В горле влажно хлюпнуло. Серебристой чешуей обдало пустые глазницы. По бледному горлу провели смычком, низкие ноты альта запутались в темных волосах. Щелкнула клавиша. «Отправить сообщение».
Существо бросилось вперед, ведомое теплым потоком. Ахнуло пламя. Дробный топот тысяч ног – и оно закружилось в танце. Как живой. Как настоящий.
«Спасибо за таких вхарактерных персонажей».
Треснуло седеющее полено. Выпад смычком.
«Вот прямо оно».
Полы плаща подняли в воздух темную пыль тротуаров. Запахло порохом и спиртом.
***
Крошки описывали пируэты, вздрагивали и опускались на дно чашки. Доктор медленно наклонил чашку, и три маленьких пузырька, качнувшись, растянулись по стенке чашки. Одно легкое дуновение – и они лопнули. Уотсон мог поклясться, что слышал тихий хлопок. Чай стоял на подоконнике, у открытого окна, и давно остыл, и кончик носа чувствовал, как чайный пакетик скользит ближе к нему, обдавая холодом. Доктор сморщил нос и прикрыл слезящиеся от ветра глаза.
Разрыв между страницами его немного раздражал: из-за отсутствия связки между главами один угол у ординаторской отсутствовал. Оттуда доносился белый шум, бормотание, глухой стук чашки, которую ставят на стол каждый час. Сквозило. Ярлычок чайного пакетика, в задумчивости намотанный на ручку, приподнял уголок. Еще раз. Еще раз.
Бесконечная гифка. Уотсон одобрительно кивнул.
Сам он был не прочь зациклить некоторые особенно удачные моменты.
В темном углу не было тонких зеленых нитей, из которых режиссеры складывали трехмерные пространства. Основное полотно сценария трепалось на концах, как поношенные джинсы, и уходило в пустоту тонкими ядовито-зелеными линиями, будто в насмешку повторявшими очертания окружающих предметов. Так снимались фильмы о многослойных пространствах, и Уотсон малодушно избегал заведений с зелеными неоновыми вывесками, невесть откуда взявшимися на страницах "блокнота". Но это была просто черная дыра. Маленькая клякса зияющей бездны, за которой пряталось закулисье. В закулисье жил маленький божок с красными от недосыпа глазами, в которого так не верилось на службе.
Уотсон никогда не был трусом, и привыкание к этому странному месту заняло не так уж и много времени. Мысли о том, что однажды густая темень обнимет его и растворит в себе, что его живого воплощения не существовало за пределами этой тесной истории, продолжали преследовать его, время от времени проявляясь во внезапных нервных срывах и дрожании руки, которым его наградил комочек живой тьмы, спрятанный в чужой пуле.
Доктор смутно догадывался о существовании миллионов своих портретов: угловатых детских рисунков, скетчей, старинных и современных портретов. Первые были наивны, вторые обещали, третьи утверждали «Это ты. Ты такой», и он не знал, что ближе к истине и что страшнее.
«Боже, пожалуйста, сохрани мне жизнь».
Скорее всего, следовало уточнить, какую именно.
Уотсон поднял кружку, посмотрел поверх нее туда, где, по его расчетам, должны быть усталые глаза очередного его художника, и, по-доброму усмехнувшись, поднес к губам.
Где-то по ту сторону ему улыбнулись в ответ. Спустя секунду, в окне «Вы действительно хотите удалить это файл?» нажали кнопку «Отмена».
***
Здесь безумно тепло.
До этого я еще ни разу не была на танцах.
Бледное сердце в костре глотало и выплевывало новые образы: правдоподобные, гротескные, пугающие, трогательные, смехотворные, смущающие.
«Слишком много броманса на экранах, слишком явное и обидное завлекалово».
«Значит, платим той же монетой?»
«Значит, хоть здесь все будет так, как хотим мы, а не как требуют обстоятельства».
Кто-то ковыряет облупившуюся краску на глиняном боку своего творения. «Небечено, причешите, в целом, неплохо».
Прозрачные глаза зажигаются любовью, ненавистью, жаждой опасности, стоит только попросить.
«Они безумно милые и увлеченные люди, у них все обязательно получится».
Говорят, чуть западнее танцуют на автостоянке, в свете качающихся ламп. Тени резче, чем от костра, но, в целом, все так же. Так же страстно.
«Лучше прочтите под этот трек»
От бледных запястий к золотистой от загара шее тянутся нити .Суровые, капроновые, шелковые, леска, тесьма, кружево. Растрепанные и гнилые рядом с новехонькими, поблескивающими.
«Это мой первый коллаж в этом фендоме…»
«Прячьте спойлеры под кат, пожалуйста»
Вечно молодые.
***
Этого эксперта никто не смог вспомнить. Донован бросила, что он слишком долго пялился на человеческий палец в морозилке. Наверное, впечатлившийся новичок.
Пожалуй, он смутно походил на одного из официантов, работающих у Анджело. Сам Анджело, морща широкий лоб, только смог сказать, что парню, наверное, надо заканчивать пить столько кофе: у него трясутся руки всякий раз, когда он забирает нетронутую тарелку со стола, за которым сидел Шерлок вплоть до того момента, когда за окном, судя по всему, пробегала орда интереснейших маньяков.
Доктор Уотсон не был удовлетворен ни одним из ответов. Ему все еще было неясно, почему этот человек каждую ночь возникает из ниоткуда и садится к нему на край кровати.
Он рассказывал вымотанному доктору прелюбопытнейшие истории, до тех пор, пока он не засыпал, а наутро доктор обнаруживал миллионы просмотров своего блога.
Удивительные истории о нем самом и о Шерлоке. Бессюжетные зарисовки, детективные романы, миниатюры. Дикие, темные, полные догадок, предположений, подчас абсурдные до невозможности, иногда идеальные в своей несбыточности. Уотсон тяжело вздыхал и укутывался в одеяло по самые кончики краснеющих ушей.
Эта галлюцинация была слишком хороша, чтобы от нее избавляться.
Расскажи он об этом Холмсу, получил бы снисходительный взгляд и настоятельную рекомендацию сменить начатого заново «Властелина колец» на что-то более рациональное и полезное для дела.
-Нет, - откликнулся Шерлок, - вряд ли. Меня скорее удивляет, что он приходит к тебе каждую ночь, а ко мне только после третьего пластыря.
Чашка, задетая локтем, грохнулась на пол, перевернувшись в воздухе.
***
-Ну уж нет, - протянул Холмс, - вы не Джон. По крайней мере, сейчас.
Растерянный взгляд.
-Сейчас я выйду за дверь и дам вам две минуты на то, чтобы все стало, как прежде. Я сделаю вид, что ничего не заметил. Начнем с пятой строки.
-Разве вам не интересна эта часть? – мягко спросил Мартин, - Я-то думал… м… что закулисье вас заинтересует. Все-таки это немного другое…
-Вы зря думаете, что история с таксистом меня ничему не научила, - Шерлок поджал губы, чтобы не улыбнуться.
-А… тогда… - Мартин хлопнул себя по лбу, - Ну, точно, как я не догадался!
-Все потому что вы идиот, мистер Фриман, - беззлобно проворчал Шерлок, разворачиваясь к двери.
Все-таки это было неожиданно даже после года моральной подготовки. Но, судя по всему, игра стоила свеч, раз ее растянули едва ли не на столетие. И Холмс еле облегченно вздохнул, когда Джон, запнувшись, все же выдал пятую строку. Немногим труднее оказалось подавить желание ущипнуть его за нос. На всякий случай.
***
Вряд ли это тот случай, о котором можно рассказать съемочной группе.
Можно подумать, у него был выбор, когда его худощавый двойник сошел с тротуара и вытянул вверх руку, привлекая внимание. Память деликатно удалила все воспоминания о том, как он оказался на водительском месте.
Мало кто вспомнит первого в этой истории таксиста, не бедолагу, нанятого Мориарти, а того неприметного человека, который вез их в Брикстон, где нашли третью жертву. Он крепко сжимал руль, пытаясь унять дрожь, и беззвучно шевелил губами, дублируя логическую цепочку.
Ни единой ошибки.
Идеально выверенный, монотонный монолог с незначительными голосовыми модуляциями, с нагнетанием и разрядкой в конце.
И. Де. Аль. Но.
Разумеется, он предупредил, что опоздает. Пробки на Бейкер-стрит. Премьера на экране будет для него немного позже. К черту ее, впрочем. Премьера проходит сейчас.
-А что обычно говорят люди?
-«Отвали».
Таксист улыбается вместе с ними, на мгновение счастливо зажмурившись.
О том, что «все получилось», он узнает на час раньше коллег. Еще бы, сам видел, как они ожили.